– А я его буду ронять! – осенило Черногора, и он застыл у порога на задних лапах, обхватив передними бревно.
Как назло именно в это время в проулке появился гусляр Шатун с поломанными гуслями в руках и набухающим фингалом под глазом. Увидев волка в обнимку с бревном, он нервно икнул, затем хихикнул, и пропел на манер частушек, отбивая такт обломком гуслей об колено.
Стоит серый на крылечке
Держит в лапищах бревно
И какого он стоит
Зайчик-то сбежал давно
Гусляр еще раз хихикнул и двинул дальше своей дорогой. Был бы оборотень в этот момент в человеческом облике, обязательно бы покраснел. Ему стало стыдно. Так стыдно, что бревно вывернулось из его лап и поймало не успевшего далеко уйти шутника. Волк смутился еще больше, сказал «извините», и ринулся в подворотню.
Гусляр Шатун с трудом спихнул с себя бревно, сел на землю, потряс головой, схватился за затылок и сморщился. На его бедной головушке в дополнение к синяку под глазом набухала еще и шишка на затылке.
– Ох, мало тебя в детстве драли! Ну, погоди! Дай только во всей этой каше разобраться, всыплю тебе ума ремешком в задние ворота. Мало не покажется!
Пришел в себя Ванюша в полутемном подвале. Он лежал на жестком топчане, связанный по рукам и ногам. По всему телу разливалась дремотная слабость. Попытался напрячь мышцы, чтобы порвать путы, но тело не слушалось. «Ай да старушки, – мелькнуло у него в голове». На этот раз он четко помнил все, что приключилось с ним накануне.
– Васильевна, шевелись, сеанс связи пропускаем!
Иван скосил глаза. Два старушки суетились перед огромным зеркалом у стены, делая в его сторону пассы. Третья старушка зачерпнула кружкой из бурлящего на огне котла ароматного отвара, просеменила к зеркалу и с размаху плеснула зелье на стеклянную поверхность. Зерцало тут же перестало отображать старушек веселушек, по нему побежали голубые волны и вот уже перед изумленным взором Ивана стали проступать очертания тронного зала царя батюшки Владемира, на котором происходило очередное заседание боярской думы. В ней произошли значительные изменения. Нет, состав остался прежний, только ряды оппозиции были увеличены до десяти человек, и возглавлял их уже поднаторевший в этом деле боярин Епишка, которого демократически переизбрали на второй срок. У всех без исключения бояр были всклокоченные бороды, на физиономиях сияли синяки, кое у кого не хватало зубов. Похоже, время для сеанса связи старушки выбрали неудачно. Царю батюшке было не до них, ибо в этот момент выступала оппозиция.
– А теперь, я хочу выставить этот… как его… имбычмент царю батюшке нашему! – Боярин Митрофан покосился на лидера оппозиции. Епишка одобрительно кивнул головой, не рискуя открывать рта, в котором осталось всего три зуба.
– Что!!? – взревел Владемир, и попытался спрыгнуть с трона, но его удержал отец Онуфрий.
– Дай народу спустить пары, – успокаивающе сказал патриарх.
– Но за что импичмент?
Отец Онуфрий, что-то прошептал ему на ухо. Царь батюшка побледнел.
– Так, стрельцов вон!
Стрельцы, застывшие у двери выскочили из тронного зала и торопливо прикрыли за собой двери.
– Ну, если царица матушка про это узнает! – зловеще прошептал Владемир.
– Да откуда, царь батюшка, – загомонил весь состав думы, который был, похоже, в курсе, о чем пойдет речь.
– Оппожичия может продолжать? – прошамкал Епишка.
– Валяйте, – раздраженно махнул рукой Владемир.
Получив разрешение, боярин Митрофан продолжил с еще большим жаром.
– Итак, оппозиция объявляет имбычмент царю батюшке за аморальное поведение. Надысь иду я мимо опочивальни, и слышу как там царь батюшка княжну Худоводворскую…
– Я ее допрашивал! – рявкнул с трона царь.
– …допрашивал, – согласился оппозиционер. – Ой, как он ее допрашива-а-ал…
– Да ты что, совсем ополоумел? – сорвался с места боярин Бореслав, – и за это вот имбычмент? Да ежели наш царь батюшка акромя царицы еще и княгиню может, то значит он кобелина еще тот! Жеребец! Да мы за него все как один горой!
– А вот оппозиция считает…
– А вот мы ей сейчас зубы-то и пересчитаем!
Кто-то вывернул из-под оппозиционеров лавку, и она полетела прямо в сторону зеркала, в которое пялился пораженный Ванюша. Старушки истерично взвизгнули и сделали дружный пасс в сторону связного устройства. Зеркало потухло.
– Ить, чё твориться-то, Васильевна, – всплеснула руками одна старушка, – какими словами царя батюшку поносят! Ымбычмэнт! Будь я на его месте всех бы оттуда поганой метлой! – тут она перевела взгляд на таращащегося на них Ванюшу. – Матрена, наш идиет очнулся.
Матрена, сухонькая, бойкая старушка, которая накануне заманила Иванушку в ловушку, подскочила к нему и дунула в лицо золотой пыльцой с ладошки. Веки Ивана потяжелели, и он вновь погрузился в сон.
Сознание вновь возвращалось к Ивану.
– Матрена! Да разберись ты с ентой малахольной! Опять в дверь долбит.
– Так полдень же. Связь прозеваем.
– Сами справимся. Ты по-быстрому эту дурочку ублажи и выпроводи.
На этот раз он не стал полностью открывать глаза, а лишь слегка приоткрыл их, и сквозь узкую щелочку век начал наблюдать за суетящимися старушками. Матрена прошурушала старческими ножками по лестнице вверх, прикрыла за собой люк погреба, и пошла разбираться за надоедливой клиенткой.
– Федосья, лей!
Иван скосил глаза. Одна из оставшихся старушек плеснула дымящееся зелье на зеркало, и оно пошло голубыми волнами. Пользуясь тем, что на него не обращают внимания, Иван осторожно пошевелил пальцами. Тело слушалось! Юноша начал напрягать мышцы. Первая веревка лопнула. К счастью этот звук совпал с включившимся на прием зеркалом, и за гулом голосов боярской думы старушки его не расслышали.